13.jpg

Театральные ралли, Эдинбург

Наталия СВИЩЁВА

ТЕАТРАЛЬНЫЕ РАЛЛИ

 

Прошлой осенью спектакль АТХ «Незаживающий рай» получил приглашение на международный театральный фестиваль, который ежегодно проводится в Эдинбурге.
Но, случается, денег не хватает не только у России. Юбилейный, пятидесятый, фестиваль 1997 года, внутри которого планировались выставки живописи и прикладного искусства, мини-фестивали: книжный, кинематографический, музыкальный, телевизионный — потребовал огромных средств. 36000 долларов нужно было для «переброски» «Незаживающего рая» из столицы Поволжья в столицу Шотландии. Найти их не удалось, хотя шотландская сторона и искала, а театр даже и не искал, заранее зная, что отдать не сможет. Поэтому в Эдинбург минувшим августом был приглашён один Иван ВЕРХОВЫХ.

— Судя по тому, что я видел, Эдинбург ежегодно на месяц превращается в столицу мира. Обе Америки, Япония, Австралия, Китай, Греция, Пакистан, Украина, африканцы, собирающие своими барабанами огромную аудиторию. Только немецких и русских театров было мало, о чём шотландцы очень сожалели. Лучшим театром в мире они считают русский, а лучшим драматургом — Чехова. Всего съехалось 1200 театров.
— Это сколько же сценических площадок должно быть в городе?
— Их несметно. Есть собственно театральные здания. Есть несколько центров с большим количеством площадок,  рассчитанных на
50—100 зрителей. Под театральные нужды на время фестиваля переоборудуются школы.
— А зрители откуда берутся? Не проводят же эдинбургцы целый месяц по 12 часов в театральных залах?
— Не проводят. Но фестиваль стал частью их жизни. Зрители они благодарные и очень вежливые. Аплодируют, даже если им скучно, не уходят со спектакля, даже если он не нравится. Кроме того, в Эдинбург съезжаются со всего света не только актёры, но и зрители. У кого мало денег, живут в палатках. На горе, над городом, — целый палаточный городок. А климат там прекрасный. Туманы, смог, дождь — это одни разговоры. Тёплый дождик побрызжет минут 10, и снова солнце... Население города во время фестиваля увеличивается вдвое.
— И где это население размещают?
— На фестиваль сориентированы все дома в Эдинбурге. В одних— пабы. В других — небольшие гостиницы, на 6—7 двухместных номеров. Вообще весь город превращается в большую гостиницу. Его доход от фестиваля — 100  миллионов фунтов стерлингов без учёта доходов частных лиц.
— А считается, культура не может деньги приносить.
— Но прежде в неё нужно вложить и деньги, и труд. Видели бы вы, как всё организовано — ни суеты, ни спешки, никаких накладок. В оргкомитете — покой и тишина.
—Художественные откровения были?
— Не было. За ними надо ехать в Авиньон. Самое сильное впечатление оставили испанцы. У них театр совмещался с кино. Говорят, это уже не ново, но я этого никогда не видел: актёры, казалось, прямо с экрана вступали на сцену, и со сцены как бы уходили на экран. Технически это было сделано безупречно. Но главное — актёрская природа, потрясающе живая. Глаза, голос, пластика, всё — жизнь... Я сам ждал откровений и не сразу понял, что этот фестиваль — огромная ярмарка. Помимо театров и публики, туда ещё съезжаются продюсеры.
Сам фестиваль чётко делится на две части. Официальный, участникам которого хозяева оплачивают всё, и свободный. Участники свободного едут в Эдинбург и живут там за свой собственный счёт, а всё, что зарабатывают, идёт им. Но обратить на себя внимание очень трудно. Реклама дорогая— фотография в специальном журнале-каталоге стоит 3000 фунтов стерлингов. Поэтому многие театры приезжают заранее, чтобы привлечь прессу.
К прессе там относятся более чем уважительно. В ежедневной газете «Скотч» критики — говорят, абсолютно неподкупные — выставляют спектаклям оценки: от одной до пяти звёздочек. Пять — сигнал для зрителей, что нужно разбиться в лепёшку, но на спектакль попасть. Московский театр Погребничко три недели играл практически при пустом зале, но появилась статья с пятью звёздочками, и начались аншлаги. Театр из Новой Зеландии три недели методично добивал публику, прежде чем начал её собирать. Так работали многие. Сначала было жаль измотанных артистов, вкалывающих без всяких выходных, потом понял: это как спорт, альпинизм, ралли. Те, кто получал высокую оценку, были счастливы оттого, что выиграли в сумасшедшей гонке. Я сам заразился этим азартом и думаю, нам надо съездить туда. Но надо и спектакль ставить специально в расчёте на фестиваль. Особенно если я не воспользуюсь официальным приглашением, а решу пуститься в свободное плавание.
— К свободному особые требования?
— Особые. Желательно, чтобы спектакль шёл на английском языке. Чтобы длился не больше часа. Желателен минимум актёров и декораций. Очень желателен национальный колорит. Идеальный вариант представил болгарский театр. Их двое. Он — худрук, актёр и монтировщик. Она —директор, актриса и реквизитор. Они показывали «Шинель» Гоголя, рассказанную двумя клоунами. Но это были не просто клоуны, а как бы Грицько и Опанас, похожие на болгар и говорящие по-английски. Они сложили пять палочек — получился Петербург, развернули ленточку — получилась Нева, сложили из платочка куклу — вот и Акакий Акакиевич. Хороший спектакль. Я пригласил их в Саратов — двоих-то мы могли бы финансово потянуть, но у них были сплошные аншлаги, всё расписано на пару лет вперёд.
— Конкретная польза от поездки была?
— Если едешь на ярмарку даже и без товара, польза непременно бывает. Во-первых, я теперь знаю, как отвечать на вопрос зарубежных продюсеров, во сколько мы себя оцениваем. Во-вторых, мы завязали сулящие перспективу знакомства. Директор Авиньонского фестиваля обещал приехать в Берлин, чтобы посмотреть наши спектакли. Получили приглашение в Варшаву. Нас хотят видеть в Барселоне — их заинтересовали Лорка и Хармс. Шёл разговор о возможности гастролей в Йорке, городе, бывшем когда-то чуть не побратимом Саратова, и вообще о возобновлении связей, которые были прерваны после того, как наш город лет сорок назад сделали закрытым.

(«Саратовские вести», 19 сентября 1998 года)